Оптинский старец амвросий. Почему Достоевский и Толстой ездили к старцу Амвросию Оптинскому

Амвросий Оптинский

Имя в миру	Александр Михайлович Гренков
Рождение

Монашеское имя	Амвросий
Почитается	Русской Православной церковью
Канонизирован
	преподобных
Главная святыня	мощи во Введенском соборе Оптиной пу́стыни
День памяти
	старчество

Биография

Начало жизненного пути

Служение в Оптиной пустыни

Выражения Амвросия Оптинского

Амвросий Оптинский (в миру Александр Михайлович Гренков ; 23 ноября (5 декабря) 1812 - 10 (22) октября 1891) - священнослужитель Русской православной церкви, иеромонах. Прославлен в лике святых 6 июня 1988 года на Поместном Соборе Русской православной церкви; почитался при жизни как старец. Прообраз старца Зосимы в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы».

Дни памяти:

10 (23) октября - преставление;
11 (24) октября - в Соборе Оптинских старцев;
27 июня (10 июля) - обретение мощей преподобного.

Биография

Начало жизненного пути

Ныне общепринято считать, что Александр Михайлович Гренков родился 23 ноября (5 декабря) 1812 года. Хотя источники, прямо и косвенно, указывали и другую дату: 21 ноября 1812 года и 1814 год (в аттестате студента Тамбовской духовной семинарии Александра Гренкина от 15 июля 1836 года указано: «…имеющий от роду 22 года…»).

Родился он в доме своего деда-священника, в селе Большая Липовица Тамбовской губернии в семье пономаря Михаила Фёдоровича и Марфы Николаевны Гренковых; был шестым из восьмерых детей. Отец рано умер и Александр жил в многочисленной семье с матерью у деда.

В двенадцатилетнем возрасте он был отдан на полуказённое содержание в Тамбовское духовное училище. В июле 1830 года он, как один из лучших выпускников, был направлен в Тамбовскую духовную семинарию. Во время учебы в семинарии он тяжело заболел и дал обет постричься в монахи. Однако по окончании семинарии в 1836 году (по первому разряду) он поступил домашним учителем детей к богатому помещику. Затем, с 7 марта 1838 года, был преподавателем греческого языка Липецкого духовного училища.

После вторичной болезни, посетив вместе с товарищем и сослуживцем Павлом Степановичем Покровским, Троице-Сергиеву лавру и старца Илариона из села Троекурова, осенью 1839 года он тайно от всех ушёл в указанный старцем монастырь Оптина Пустынь.

Служение в Оптиной пустыни

8 октября 1839 года Александр Гренков прибыл в Оптину пустынь. Старец о. Лев благословил его жить в гостинице и переписывать перевод сочинения греческого монаха Агапия Ланда «Грешных спасение». В январе 1840 года Александр перешёл жить в обитель, а 2 апреля 1840 года, после урегулирования ситуации с его исчезновением из Липецкого училища, принят послушником в число братии монастыря; был келейником и чтецом у старца Льва, работал в хлебне. В ноябре 1840 года был переведён в скит, где в течение года трудился на кухне.

Ещё до смерти старца Льва, он с 1841 года начал проходить послушание у старца о. Макария. Повинуясь его воле летом 1841 года он был пострижен в рясофор, а 29 ноября 1842 года - в мантию, с именем в честь святителя Амвросия Медиоланского; 4 февраля 1843 года рукоположён во иеродиакона, а 9 декабря 1845 года рукоположён в Калуге во иеромонаха, причём во время поездки простудился и тяжело заболел, получив осложнение на внутренние органы, так, что из-за болезни почти не мог служить.

При своём посещении, 23 августа 1846 года, Оптиной пустыни епископ Николай, по просьбе игумена и духовника обители, иеромонах Амвросий был назначен помощником о. Макария «в духовничестве». У вступившего на путь старчества молодого монаха, к весне 1848 года состояние здоровья стало настолько угрожающим, что, вероятно, в это время он был пострижен в великую схиму без изменения имени, выведен за штат и числился на иждивении монастыря. После этого его здоровье несколько поправилось.

После кончины старца о. Макария 7 сентября 1860 года Амвросий принял на себя труд старчества.

Старец Амвросий постоянно имел какой-нибудь недуг: «то усиливался у него гастрит, то открывалась рвота, то ощущалась нервная боль, то простуда с лихорадочным ознобом и просто жестокая лихорадка». В 1862 году старец Амвросий получил вывих руки, неудачное лечение которого ещё больше ослабило его здоровье, так что он уже не мог ходить на богослужения в храм, а зимой совсем не мог выходить из помещения. В августе 1868 года он опасно заболел геморроидальным кровотечением. Игумен Исаакий послал в село инока с просьбой принести в Оптину пустынь Калужскую икону Божией Матери. Чудотворную икону доставили в монастырь. После молебна с акафистом Богородице в келье старца и молитв, Амвросий получил облегчение в болезни, которая посещала его периодически до самой кончины.

В 1870 году он получил, редкую в то время награду - золотой наперсный крест.

С именем старца Амвросия связано устройство в 1884 году Шамординской женской обители. Он благословил своё духовное чадо схимонахиню Софию на создание недалеко от Оптиной, с сельце Шамордино, женской общины, которая позже была преобразована в монастырь. Днём создания монастыря считается 1 (14) октября 1884 года, когда была освящена первая церковь, устроенная трудами и молитвами Амвросия.

Поставленная им игуменья София за четыре года своего настоятельства устроила монашескую жизнь монастыря. После её кончины старец Амвросий благословил на игуменство другую духовную дочь – монахиню Евфросинию, которую на закате жизни не благословил уходить на покой, несмотря на болезни.

В основанной по его благословению Шамординской обители он и скончался - 10 октября 1891 года. На его мраморном надгробии выгравированы слова апостола Павла:

Встречи, беседы, поучения

Евгений Погожев (Поселянин) говорил:

В. В. Розанов писал:

Выражения Амвросия Оптинского

Духовное наследие старца Амвросия

Ответ благосклонным к Латинской Церкви
Страх Божий
Отечник. Христианский брак
Советы супругам и родителям

Великий оптинский старец иеросхимонах Амвросий родился 23 ноября 1812 года в селе Большая Липовица Тамбовской губернии в семье пономаря Михаила Федоровича и жены его Марфы Николаевны Гренковых. Перед рождением младенца к деду его, священнику этого села, съехалось много гостей. Родительница была переведена в баню. 23 ноября в доме отца Федора была большая суматоха, и в доме был народ, и перед домом толпился народ. Старец шутливо приговаривал: «Как на людях я родился, так все на людях и живу».

Амвросий Оптинский. Галерея икон.

У причетника Михаила Федоровича было восемь человек детей: четыре сына и четыре дочери; Александр был шестым. В детстве он был весьма бойким, веселым и смышленым мальчиком. По обычаю того времени учился читать по славянскому букварю, часослову и псалтири. Каждый праздник вместе с отцом пел и читал на клиросе. Когда мальчику исполнилось 12 лет, его отдали в первый класс Тамбовского духовного училища. Учился он хорошо и по окончании училища, в 1830 году, поступил в Тамбовскую духовную семинарию. И здесь учеба давалась ему легко.

Преподобный старец Амвросий Оптинский.

Со страницы Основатель Казанской Амвросиевской Пустыни иеросхимонах Амвросий книги Казанская Амвросиевская женская пустынь и её основатель Оптинский старец иеросхимонах Амвросий.

Как вспоминал впоследствии его товарищ по семинарии: «Тут, бывало, на последние деньги купишь свечку, твердишь-твердишь заданные уроки; он же (Саша Гренков) и мало занимается, а придет в класс, станет наставнику отвечать, точно как по писаному, лучше всех». В последнем классе семинарии он перенес опасную болезнь и дал обет постричься в монахи, если выздоровеет. По выздоровлении не забыл своего обета, но несколько лет откладывал его исполнение, «жался», по его выражению. Однако совесть не давала ему покоя. И чем больше проходило времени, тем мучительнее становились укоры совести. Периоды беззаботного юношеского веселья и беспечности сменялись периодами острой тоски и грусти, усиленной молитвы и слез.

Икона. Амвросий Оптинский и София Шамординская.

В июле 1836 года Александр Гренков успешно окончил семинарию, но не пошел ни в духовную академию, ни в священники. Он как будто чувствовал в душе своей особое призвание и не спешил пристроить себя к определенному положению, как бы ожидая зова Божия. Некоторое время был домашним учителем в одной помещичьей семье, а затем преподавателем Липецкого духовного училища. Обладая живым и веселым характером, добротою и остроумием, Александр Михайлович был очень любим своими товарищами и сослуживцами.

Амвросий Медиоланский и Амвросий Оптинский. Из статьи Шамордино, вышитые иконы монастыря.

Однажды (это было в Липецке), гуляя в соседнем лесу, он, стоя на берегу ручья, явственно расслышал в его журчании слова: «Хвалите Бога, любите Бога...» Дома, уединяясь от любопытных взоров, он пламенно молился Божией Матери, прося просветить его ум и направить волю. Вообще он не обладал настойчивой волей и уже в старости говорил своим духовным детям: «Вы должны слушаться меня с первого слова. Я — человек уступчивый. Если будете спорить со мною, я могу уступить вам, но это не будет вам на пользу».

Амвросий Оптинский. Из статьи Шамордино, вышитые иконы монастыря.

В той же Тамбовской епархии, в селе Троекурове, проживал известный в то время подвижник Иларион. Александр Михайлович пришел к нему за советом, и старец сказал ему: «Иди в Оптину пустынь — и будешь опытен. Можно бы пойти и в Саров, но там уже нет теперь никаких опытных старцев, как прежде». Когда наступили летние каникулы 1839 года, Александр Михайлович вместе с товарищем своим по семинарии и сослуживцем по Липецкому училищу Покровским, снарядив кибитку, отправился на богомолье в Троице-Сергиеву лавру поклониться игумену земли Русской преподобному Сергию.

Амвросий Оптинский.

Вернувшись в Липецк, Александр Михайлович продолжал еще сомневаться и не сразу решился порвать с миром. Случилось это, однако, после одного вечера в гостях, когда он" смешил всех присутствующих. Все были веселы и довольны и в прекрасном настроении разошлись по домам. Что же касается до Александра Михайловича, если и раньше в таких случаях он чувствовал раскаяние, то теперь воображению живо представился обет, данный Богу, вспомнилось горение духа в Троицкой лавре и прежние долгие молитвы, воздыхания и слезы, определение Божие, переданное через отца Илариона. Наутро решимость твердо созрела. Александр Михайлович решил бежать в Оптину тайно от всех, не испросив даже разрешения епархиального начальства.

Будучи уже в Оптиной, доложил о своем намерении Тамбовскому архиерею. Он опасался, что уговоры родных и знакомых поколеблют его решимость, и потому ушел тайно. Прибыв в Оптину, Александр Михайлович застал самый цвет монашества: таких ее столпов, как игумен Моисей, старцев Льва (Леонида) и Макария. Начальником скита был равный им по духовной высоте иеросхимонах Антоний, брат отца Моисея, подвижник и прозорливец. Вообще все иночество под руководством старцев носило на себе отпеча-гок духовных добродетелей; простота (нелукавство), кротость и смирение были отличительными признаками оптинского монашества. Младшая братия старалась всячески смиряться не только перед старшими, но и перед равными, боясь даже взглядом оскорбить другого.

8 октября 1839 года прибыл Александр Гренков в обитель. Оставив извозчика на гостином дворе, он сразу же поспешил в церковь, а после литургии—к старцу Льву, чтобы испросить благословения остаться на жительство в монастыре. Старец благословил его жить первое время в гостинице и переписывать книгу «Грешных спасение» (перевод с новогреческого)— о борьбе со страстями. В январе 1840 года он перешел жить в монастырь, пока еще не одевая подрясник.

В это время шла канцелярская переписка с епархиальными властями по поводу его исчезновения и еще не последовал от Калужского архиерея указ Оптинскому настоятелю о принятии в обитель учителя Гренкова. В апреле 1840 года Александр Михайлович Гренков был, наконец, одет в монашеское платье. Он был некоторое время келейником старца Льва и его чтецом (правило и службы). Работал в хлебне, варил хмелины (дрожжи), пек булки. Затем в ноябре 1840 года его перевели в скит. Оттуда молодой послушник не переставал ходить к старцу Льву для назидания.

В скиту он был помощником повара целый год. Ему часто приходилось по службе приходить к старцу Макарию то благословляться относительно кушаний, то ударять к трапезе, то по иным поводам. При этом он имел возможность рассказывать старцу о своем душевном состоянии и получать ответы.

Старец Лев особенно любил молодого послушника, ласково называя его Сашей. Но из воспитательных побуждений испытывал при людях его смирение. Делал вид, что гремит против него гневом. С этой целью дал ему прозвище «Химера». Под этим словом он подразумевал пустоцвет, который бывает на огурцах. Но другим про него говорил: «Великий будет человек». Предвидя близкую смерть, старец Лев призвал батюшку отца Макария и сказал ему о послушнике Александре: «Вот человек больно ютится к нам, старцам. Я теперь уже очень слаб. Так вот, я и передаю тебе его из полы в полу, владей им, как знаешь». После смерти старца Льва брат Александр стал келейником старца Макария (1841 — 1846). В 1842 году он был пострижен в мантию и наречен Амвросием (в честь святителя Амвросия Медиоланского, память 7 декабря). Затем последовало иеродиаконство (1843), а через 2 года—рукоположение в иеромонахи.

Здоровье отца Амвросия в эти годы сильно пошатнулось. При поездке на иерейскую хиротонию в Калугу 7 декабря 1845 года он простудился и заболел, получив осложнение на внутренние органы. С тех пор он уже никогда не смог по-настоящему поправиться. Впрочем, не унывал и признавался, что телесная немощь благотворно действует на его душу. «Монаху полезно болеть,—любил повторять старец Амвросий,—и в болезни не надо лечиться, а только подлечиваться».

И другим в утешение говорил: «Бог не требует от больного подвигов телесных, а только терпения со смирением и благодарения». 29 марта 1846 года иеромонах Амвросий был вынужден по болезни выйти за штат, будучи признан неспособным к послушаниям, и стал числиться на иждивении обители. С тех пор он уже не мог совершать литургии; еле передвигался, не выносил холода и сквозняков, страдал от испарины, так что порой переодевался и переобувался по нескольку раз в сутки. Пищу употреблял жидкую или протертую и кушал очень мало.

С сентября 1846 года по лето 1848 года состояние здоровья отца Амвросия было настолько угрожающим, что он в келий был пострижен в схиму с сохранением прежнего имени. Однако совершенно неожиданно для многих больной начал поправляться и даже выходить на улицу для прогулок. Этот перелом был явным действием силы Божией, а сам старец Амвросий впоследствии говорил: «Милостив Господь! В монастыре болеющие скоро не умирают, а тянутся и тянутся до тех пор, пока болезнь не принесет им настоящую пользу. В монастыре полезно быть немного больным, чтобы менее бунтовала плоть, особенно у молодых, и менее пустяки приходили в голову. А то при полном здоровье, особенно молодым, какая только пустошь не приходит в голову».

Не только телесными немощами воспитывал Господь в эти годы дух будущего великого старца. Благотворно действовало на отца Амвросия общение со старшей братией, среди которых было немало истинных подвижников. Вот один из случаев, о котором рассказывал впоследствии сам старец Амвросий. Вскоре после того, как отец Амвросий был посвящен в дьяконы и должен был однажды служить литургию в Введенском храме, подходит он перед службой к стоявшему в алтаре игумену Антонию, чтобы принять от него благословение.

Отец Антоний спрашивает его: «Ну что, привыкаете?» Отец Амвросий развязно отвечает ему: «Вашими молитвами, батюшка!» Тогда отец Антоний продолжает: «К страху-то Божьему?..» Отец Амвросий понял неуместность своего тона в алтаре и смутился. «Так что,— заключил свой рассказ отец Амвросий,— умели приучать нас к благоговению прежние старцы». Особенно важным для духовного возрастания отца Амвросия в эти годы было его общение со старцем Макарием. Несмотря на болезнь, отец Амвросий остался по-прежнему в полном послушании у старца, даже в малейшей вещи давал отчет ему. По благословению отца Макария он занимался переводом святоотеческих книг, в частности, им была подготовлена к печати «Лествица» преподобного Иоанна, игумена Синайского.

Благодаря руководству старца Макария отец Амвросий смог без особых преткновений обучиться искусству из искусств—умной молитве. Это иноческое делание сопряжено со многими опасностями, так как диавол старается ввести человека в состояние прелести и со значительными скорбями, поскольку неопытный подвижник под благовидными предлогами старается исполнить свою волю. Инок, не имеющий духовного руководителя, может на этом пути сильно повредить своей душе, как это случилось в свое время с самим старцем Макарием, самостоятельно обучавшимся этому искусству.

Отец Амвросий смог избежать бед и скорбей именно потому, что имел опытнейшего наставника в лице старца Макария. Старец любил своего ученика, что, впрочем, не мешало ему воспитывать в нем строгого подвижника. Когда за отца Амвросия заступались: «Батюшка, он человек больной!» — старец отвечал: «А я разве хуже тебя знаю? Выговоры и замечания монаху—это щеточки, которыми стирается греховная пыль с его души; а без сего монах заржавеет».

Еще при жизни старца Макария, с его благословения, некоторые из братии приходили к отцу Амвросию для откровения помыслов. Вот как об этом рассказывает игумен Марк, окончивший жизнь на покое в Оптиной: «Сколько мог я заметить, отец Амвросий жил в это время в полном безмолвии. Ходил я к нему ежедневно для откровения помыслов и почти всегда заставал его за чтением святоотеческих книг; если же не заставал его в келье, то это значило, что он находился у старца Макария, которому помогал в корреспонденции с духовными чадами, или трудился в переводах святоотеческих книг.

Иногда же я заставал его лежащим на кровати и в слезах, но всегда сдержанно и едва приметно. Мне казалось, что старец всегда ходил перед Богом или как бы всегда ощущал присутствие Божие, по слову псалмопевца, «видел Господа предо мною всегда» 8, а потому все, что ни делал, старался Господа ради и в угодность Ему творить... Видя такую сосредоточенность своего старца, я в присутствии его всегда был в трепетном благоговении. Да иначе мне и нельзя было быть. Ставшему мне по обыкновению пред ним на колена и получившему благословение, он, бывало, весьма тихо сделает вопрос: «Что скажешь, брате, хорошенького?» Озадаченный его сосредоточенностью и бла-гоумилением, я, бывало, скажу: «Простите, Господа ради, батюшка, я не вовремя пришел?» — «Нет,— скажет старец,— говори нужное, но вкратце».

И, выслушав меня со вниманием, преподаст полезное наставление с благословением и отпустит с любовью. Наставления же он преподавал не от своего мудрования и рассуждения, хотя и богат был духовным разумом. Если же он и учил духовно, то в чине учащегося, и предлагал не свои советы, а непременно учение святых Отцов». Если же отец Марк жаловался отцу Амвросию на кого-либо обидевшего его, старец, бывало, скажет плачевным тоном: «Брате, брате! Я человек умирающий». Или: «Я сегодня завтра умру. Что я сделаю с этим братом? Ведь я не настоятель. Надобно укорять себя, смиряться пред братом,— и успокоишься».

Кроме монахов отец Макарий старался сблизить отца Амвросия и со своими мирскими духовными чадами. Видя его беседующего с ними, старец Макарий шутливо промолвит: «Посмотрите-ка, посмотрите! Амвросий-то у меня хлеб отнимает». Так старец Макарий постепенно готовил себе достойного преемника. Когда же старец Макарий преставился (7 сентября 1860 года), то постепенно обстоятельства складывались так, что отец Амвросий стал на его место.

Через 40 дней после кончины старца Макария отец Амвросий перешел на жительство в другой корпус, вблизи скитской ограды, с правой стороны колокольни. На западной стороне этого корпуса была сделана пристройка, называемая «хибаркой», для приема женщин, поскольку в скит женщинам вход был запрещен. Тридцать лет, вплоть до отъезда в Шамордино, прожил здесь отец Амвросий. При нем было два келейника: отец Михаил и отец Иосиф, будущий старец. Главным письмоводителем был отец Климент (Зедергольм), сын протестантского пастора, перешедший в православие, магистр греческой словесности.

Для слушания утреннего правила старец вставал часа в 4 утра, звонил в звонок, на который являлись к нему келейники и прочитывали утренние молитвы: 12 избранных псалмов и первый час 10, после чего он наедине пребывал в умной молитве. Затем, после краткого отдыха, старец слушал часы: третий, шестой с изобразительными и и, смотря по дню, канон с акафистом Спасителю или Божией Матери, каковые акафисты он выслушивал стоя.

После молитвы и легкого завтрака начинался трудовой день, с небольшим перерывом в обеденную пору. Пища съедалась старцем в таком количестве, какое дается трехлетнему ребенку. За едой келейники продолжали задавать ему вопросы по поручению посетителей. После некоторого отдыха напряженный труд возобновлялся, и так до глубокого вечера. Несмотря на крайнюю болезненность старца и усталость, день всегда заканчивался вечерним молитвенным правилом, состоящим из малого повечерия, канона Ангелу Хранителю и вечерних молитв. От каждодневных докладов келейники, то и дело приводившие к старцу и выводившие посетителей, едва держались на ногах. Сам старец временами лежал почти без чувств. После правила старец испрашивал прощение — «елика согрешил делом, словом, помышлением». Келейники принимали благословение и направлялись к выходу. Зазвонят часы. «Сколько это?» — спросит старец слабым голосом. Ему отвечают: «Двенадцать».

Отец Амвросий был среднего роста, но очень сгорблен. Ходил с трудом, опираясь на палочку. Будучи болезненным, чаще всего лежал и даже принимал посетителей полулежа на кровати. Красивый в молодости, старец казался задумчивым, когда оставался один, но в присутствии других всегда казался веселым и оживленным. Лицо его постоянно меняло выражение: он то смотрел на собеседника с нежностью, то заливался молодым, заразительным смехом, то, склонив голову, молча слушал то, что ему говорили, а затем несколько минут пребывал в молчании, прежде чем начать говорить. Его черные глаза безотрывно смотрели на посетителя, и чувствовалось, что взгляд этот проникал в самые сокровенные глубины человеческого сердца, что для него нет ничего тайного. Тем не менее его посетители не ощущали тяжести, а, наоборот, пребывали в радостном состоянии. Всегда приветливый и веселый, старец любил пошутить даже в часы крайней усталости, в конце дня, после двенадцатичасового приема посетителей, которые сменяли друг друга в его келье.

Через два года старца постигла новая болезнь. С тех пор он уже не мог ходить в храм Божий и причащался в келий. В 1869 году состояние его здоровья было столь плохо, что стали терять надежду на выздоровление. Была привезена Калужская Чудотворная икона Божьей Матери. После молебна и келейного бдения, а затем соборования здоровье старца улучшилось, но крайняя слабость с тех пор уже не покидала его. Трудно представить, как он мог, будучи пригвожденным к страдальческому кресту, в полном изнеможении, принимать ежедневно толпы людей и отвечать на десятки писем. Воочию сбывались слова: «Сила Божия в немощи совершается».

Среди духовных дарований старца Амвросия, привлекавших к нему тысячи людей, следует упомянуть и о прозорливости. Он глубоко проникал в душу собеседника и читал в ней. Легким, никому не заметным намеком он указывал людям их слабости и заставлял серьезно задуматься над ними. Одна дама, часто бывавшая у старца Амвросия, сильно пристрастилась к игре в карты и стеснялась сознаться в этом. Однажды, на общем приеме, она стала просить у старца карточку. Старец, внимательно посмотрев на нее, сказал: «Что ты, мать? Разве мы в монастыре играем в карточки?» Поняв намек, она покаялась в своей слабости.

Одна девушка, окончившая высшие курсы в Москве, мать которой давно уже была духовной дочерью отца Амвросия, никогда не видевшая старца, называла его лицемером. Мать уговорила ее побывать у отца Амвросия. Придя к старцу на общий прием, девушка стала позади всех, у самой двери. Вышел старец и, отворив дверь, закрыл ею молодую девушку. Помолившись и оглядев всех, он вдруг заглянул за дверь и говорит: «А это что за великан стоит? Это — Вера, пришла смотреть лицемера?» После этого, побеседовав с нею, он сумел убедить ее изменить образ жизни. Вскоре судьба ее решилась — она поступила в Шамординский монастырь. Те, кто с полным доверием предавался руководству старца, никогда в этом не раскаивались, хотя и слышали от него иногда советы, которые с первого раза казались странными и неисполнимыми.

Вот один из случаев, рассказанный одним из посетителей старца — неким мастеровым: «Незадолго до кончины старца, годочка этак за два, надо было мне ехать в Оптину за деньгами. Иконостас там мы делали, и приходилось мне за эту работу от настоятеля получить довольно крупную сумму денег. Получил я свои деньги и перед отъездом зашел к старцу Амвросию благословиться на обратный путь. Домой ехать я торопился: ждал на следующий день получить заказ большой — тысяч на десять, и заказчики должны были быть непременно на другой день у меня. Народу в этот день у старца, по обыкновению, была гибель. Прознал он про меня, что я дожидаюсь, да и велел мне сказать через своего келейника, чтобы я вечером зашел к нему чай пить. Хоть и надо мне было торопиться ко двору, да честь и радость быть у старца и чай с ним пить были так велики, что я рассудил отложить свою поездку до вечера в полной уверенности, что хоть всю ночь проеду, а успею вовремя попасть.

Приходит вечер, пошел я к старцу. Принял меня старец такой-то веселый, такой-то радостный, что я и земли под собой не чувствую. Продержал меня батюшка, ангел наш, довольно-таки долго, уже почти смеркалось, да и говорит мне: «Ну, ступай с Богом. Здесь ночуй, а завтра благословляю тебя идти к обедне, а от обедни чай пить заходи ко мне». «Как же это так?» — думаю я, да не посмел старцу перечить. Переночевал, был у обедни, пошел к старцу чай пить, а сам скорблю о своих заказчиках и все соображаю: авось, мол, успею хотя к вечеру попасть в К. Как бы не так! Отпил чай. Хочу я старцу сказать: благословите домой ехать, а он и слова не дал выговорить: «Приходи,— говорит,— сегодня ночевать ко мне». У меня даже ноги подкосились, а возражать не смею.

Прошел день, прошла ночь! Наутро я уже осмелел и думаю: была не была, а уж сегодня я уеду; авось денек-то мои заказчики меня подождали. Куда тебе! И рта не дал мне старец разинуть. «Ступай-ка,— говорит,— ко всенощной сегодня, а завтра к обедне. У меня опять сегодня заночуй!» Что за притча такая! Тут уж я совсем заскорбел, признаться, погрешил на старца: вот те и прозорливец! Точно и знает, что у меня, по его милости, ушло теперь из рук выгодное дело. И так-то я был на старца непокоен, что и передать не могу. Уж не до молитвы было мне в тот раз у всенощной — так и толкает в голову: «Вот тебе твой старец! Вот тебе и прозорливец! Свистит теперь твой заработок!» Ах, как мне было в то время досадно!

А старец мой, как на грех, ну точно вот, прости Господи, в издевку мне такой меня после всенощной радостный встречает!.. Горько, обидно мне стало: и чему, думаю я, он радуется... А скорби своей все-таки вслух высказать не осмеливаюсь. Заночевал я таким-то порядком и третью ночь. За ночь скорбь моя понемногу улеглась: не воротишь того, что сквозь пальцы уплыло... Наутро прихожу от обедни к старцу, а он мне: «Ну теперь пора тебе и ко двору! Ступай с Богом! Бог благословит! Да по времени не забудь Бога поблагодарить!»

И отпала тут от меня всякая скорбь. Выехал я себе из Оптиной пустыни, а на сердце-то так легко и радостно, что и передать невозможно... К чему только сказал это батюшка: «По времени не забудь Бога поблагодарить»? Должно, думаю, за то, что Господь в храме три дня подряд удостоил побывать. Еду я домой неспешно и о заказчиках своих вовсе не думаю: уж очень мне отрадно было, что батюшка со мной так обошелся. Приехал я домой, и что вы думали? Я в ворота, а заказчики мои за мной: опоздали, значит, против уговору на трое суток приехать. Ну думаю: ах ты, мой старчик благодатный! Уж подлинно дивны дела Твои, Господи!.. Однако не тем все это кончилось. Вы послушайте-ка, что дальше было! Прошло с того времени немало.

Помер отец наш Амвросий. Года два спустя после его праведной кончины заболевает мой старший мастер. Доверенный он был у меня человек, и не работник был, а прямо золото. Жил он у меня безысходно годов поболее двадцати. Заболевает к смерти. Послали мы за священником, чтобы поисповедовать и причастить, пока в памяти. Только, смотрю, идет ко мне от умирающего священник да и говорит: «Больной вас к себе зовет, видеть вас хочет. Торопитесь, как бы не помер». Прихожу к больному, а он, как увидел меня, приподнялся кое-как на взлокоточки, глянул на меня, да как заплачет: «Прости мой грех, хозяин! Я ведь тебя убить хотел...» — «Что ты, Бог с тобой! Бредишь ты...» — «Нет, хозяин, верно тебя убить хотел.

Помнишь, ты из Оптиной запоздал на трое суток приехать. Ведь нас трое, по моему уговору, три ночи подряд тебя на дороге под мостом караулили; на деньги, что ты за иконостас из Оптиной вез, позавиствовали. Не быть бы тебе в ту ночь живым, да Господь, за чьи-то молитвы, отвел тебя от смерти без покаяния... Прости меня, окаянного, отпусти, Бога ради, с миром мою душеньку!» — «Бог тебя простит, как я прощаю!» Тут мой больной захрипел и кончаться начал. Царствие небесное его душе. Велик был грех, да велико и покаяние!»

Старец часто давал наставления в полушутливой форме, ободряя унывающих, но глубокий смысл его речей нисколько от этого не умалялся. Люди невольно задумывались над образными выражениями отца Амвросия и надолго запоминали данный им урок. Иногда на общих приемах слышался неизменный вопрос: как жить? В таких случаях старец благодушно отвечал: «Мы должны жить на земле так, как колесо вертится, чуть одной точкой касается земли, а остальным стремится вверх; а мы как заляжем, так и встать не можем».

Порою он говорил как будто пословицами: «Где просто, там ангелов со сто, а где мудрено — там ни одного», «Не хвались, горох, что ты лучше бобов: размокнешь — сам лопнешь», «Отчего человек бывает плох? — Оттого, что забывает, что над ним Бог». Приходит как-то к батюшке состоятельный орловский помещик и объявляет, что хочет устроить водопровод в своих обширных яблоневых садах. Батюшка уже весь охвачен этим замыслом. «Люди говорят,— начинает он,— люди говорят, что вот как всего лучше»,— и подробно описывает как следует провести водопровод. Помещик, вернувшись в деревню, начинает читать об этом предмете; оказывается, что батюшка описал последние изобретения по этой части. Помещик снова в Оптиной. «Ну, что водопровод?» — спрашивает батюшка. Вокруг яблоки гнили, а у этого помещика богатый урожай яблок.

Рассудительность и прозорливость совмещались в старце Амвросии с удивительной нежностью сердца, благодаря которой он умел облегчить самое тяжелое горе и утешить самую скорбную душу. Жительница Козельска спустя 3 года после смерти старца, в 1894 году, рассказывала: «У меня был сын, служил на телеграфе, разносил телеграммы. Батюшка знал и его, и меня. Сын часто носил ему телеграммы, а я ходила за благословением. Но вот сын мой заболел чахоткой и умер. Пришла я к нему — мы все к нему шли со своим горем. Он погладил меня по голове и говорит: «Оборвалась твоя телеграмма!» — «Оборвалась,— говорю,— батюшка!» — и заплакала. И так мне легко на душе стало от его ласки, как будто камень свалился. Мы жили при нем, как при отце родном.. Всех он любил и обо всех заботился. Теперь уж нет таких старцев. А может быть, Бог и еще пошлет!»

С утра и до вечера к нему приходили с самыми жгучими вопросами, и всегда он разом схватывал сущность дела, непостижимо мудро разъяснял его и давал ответ. В продолжение 10—15 минут такой беседы решался не один вопрос, и за это время отец Амвросий принимал в свое сердце всего человека — с его привязанностями, желаниями. Митрополит Евлогий (Георгиевский), бывавший в Оптиной пустыни юношей, вспоминал о старце Амвросии: «К отцу Амвросию приходили за духовной помощью люди всех классов, профессий и состояний. Он нес в своем роде подвиг народнический. Знал народ и умел с ним беседовать.

Не высокими поучениями, не прописями отвлеченной морали назидал и ободрял он людей — меткая загадка, притча, которая оставалась в памяти темой для размышления, шутка, крепкое народное словцо — вот были средства его воздействия на души. Выйдет, бывало, в белом подряснике с кожаным поясом, в шапочке — в мягкой камилавочке — все бросаются к нему. Тут и барыни, и монахи, и бабы. Подчас бабам приходилось стоять позади — где ж им в первые ряды пробиться! — а старец, бывало, прямо в толпу — и к ним, сквозь тесноту палочкой дорогу себе прокладывает... Поговорит, пошутит — смотришь, все оживятся, повеселеют. Всегда был веселый, всегда с улыбкой.

А то сядет на табуреточку у крыльца, выслушивает всевозможные просьбы, вопросы и недоумения. И с какими житейскими делами, даже пустяками к нему не приходили! Каких только ответов и советов ему не доводилось давать! Спрашивают его и о замужестве, и о детях, и можно ли после ранней обедни чай пить? И где в хате лучше печку поставить? Он участливо спросит: «А какая хата-то у тебя?» А потом скажет: «Ну, поставь печку там-то...»

Мелочей для старца не существовало. Он знал, что все в жизни имеет свою цену, и потому не было вопроса, на который бы он не отвечал с участием и желанием добра. Однажды остановила старца женщина, которая была нанята помещицей ходить за индюшками, но индюшки у нее почему-то умирали. Хозяйка хотела ее рассчитать. «Батюшка! — обратилась она к нему со слезами,— сил моих нет; сама над ними недоедаю,— пуще глаз берегу, а колеют. Согнать меня барыня хочет. Пожалей меня, родимый». Присутствующие смеялись над ней. А старец с участием спросил ее, как она их кормит, и дал ей совет, как их содержать иначе, благословил и отпустил. Тем же, которые смеялись над ней, он заметил, что в этих индюшках вся ее жизнь. После сделалось известным, что индюшки у женщины уже не умирали.

Что касается исцелений, то им не было числа. Случаи исцеления старец всячески скрывал. Посылал больных в пустынь к преподобному Тихону Калужскому, где был источник. До старца Амвросия в этой пустыни не было слышно об исцелениях. Иногда отец Амвросий посылал больных к святителю Митрофану Воронежскому. Бывало, что исцелялись на пути и возвращались назад, чтобы поблагодарить старца. Иногда он, как бы в шутку, стукнет рукой по голове, и болезнь проходит. Однажды чтец, читавший молитвы, страдал сильной зубной болью.

Вдруг старец ударил его. Присутствующие усмехнулись, думая, что чтец, верно, сделал ошибку в чтении. На деле же у него прекратилась зубная боль. Однажды старец Амвросий, согбенный, опираясь на палочку, шел по дороге в скит. Вдруг видит: стоит нагруженный воз, рядом лежит мертвая лошадь, а над ней плачет крестьянин. Потеря лошади-кормилицы в крестьянском быту ведь сущая беда! Приблизившись к павшей лошади, старец стал трижды медленно ее обходить. Потом, взяв хворостину, он стегнул лошадь, прикрикнув на нее: «Вставай, лентяйка!» — и лошадь послушно поднялась на ноги.

Одна монахиня, духовная дочь отца Амвросия, вспоминала: «В келье его горели лампадки и маленькая восковая свечка. Читать мне по записке было темно и некогда. Я сказала, что припомнила, и то спеша, а затем прибавила: «Батюшка, что сказать вам еще? В чем покаяться? Забыла». Старец упрекнул меня в этом. Но вдруг он встал с постели, на которой лежал. Сделав два шага, он очутился на середине своей келий. Я невольно на коленях повернулась за ним. Старец выпрямился во весь свой рост, поднял голову и воздел свои руки кверху, как бы в молитвенном положении. Мне представилось в это время, что стопы его отделились от пола. Я смотрела на освещенную его голову и лицо.

Помню, что потолка в келье как будто не было, он разошелся, а голова старца как бы ушла вверх. Это мне ясно представлялось. Через минуту батюшка наклонился надо мной, изумленной виденным, и, перекрестив меня, сказал следующие слова: «Помни, вот до чего может довести покаяние. Ступай». Я вышла от него, шатаясь, и всю ночь проплакала о своем неразумии и нерадении. Утром нам подали лошадей, и мы уехали. При жизни старца я никому не смела рассказать этого. Он мне раз и навсегда запретил говорить о подобных случаях, сказав с угрозою: «А то лишишься моей помощи и благодати».

Со всех концов России стекались к хибарке старца бедные и богатые, интеллигенция и простолюдины. Его посещали известные общественные деятели и писатели: Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьев, К. Н. Леонтьев, Л. Н. Толстой, М. Н. Погодин, Н. М. Страхов. И он принимал всех с одинаковой любовью и благорасположением. Благотворительность стала его потребностью, он раздавал милостыню и через келейника, и сам заботился о вдовах, сиротах, больных и страждующих. В последние годы жизни старца в 12 верстах от Оптиной, в деревне Шамордино, была устроена по его благословению женская Казанская пустынь, в которую, в отличие от других женских монастырей того времени, принимали неимущих и больных женщин. К 90-м годам XIX века число инокинь в ней достигло 500 человек.

Именно в Шамордине суждено было старцу Амвросию встретить час своей кончины. 2 июня 1890 года он, по обыкновению, выехал туда на лето. В конце лета старец трижды пытался вернуться в Оптину, но не смог по причине нездоровья. Через год, 21 сентября 1891 года, болезнь усилилась: он потерял и слух, и голос. Будучи уже студентом Московской духовной академии, митрополит Евлогий (Георгиевский) еще раз побывал у старца незадолго до его смерти: «Он жил тогда в основанном им женском монастыре, в Шамордине, в 15 верстах от Оптиной пустыни. Я побывал у него в августе, а 18 октября он скончался. Старец был уже совсем больной. У него всегда была какая-то мучительная болезнь ног. Сидит, бывало, на кровати, принимает посетителей и все подбинтовывает больные ноги. А теперь он уже лежал в полном изнеможении. Я высказал ему все, что у меня лежало на сердце. Старец выслушал и промолвил помертвелыми губами: «Путь благословенный, путь благословенный...»

Начались его предсмертные страдания — столь тяжкие, что подобных, как он признавался, во всю жизнь не испытывал. 8 октября иеромонах Иосиф его пособоровал, а на следующий день причастил. В этот же день к старцу в Шамордино приехал настоятель Оптиной пустыни архимандрит Исаакий. На следующий день, 10 октября 1891 года, в половине двенадцатого, старец, три раза вздохнув и с трудом перекрестившись, скончался. 14 октября тело старца под моросившим осенним дождем было перенесено в Оптину пустынь.

Гроб несли на плечах, и он возвышался над огромной толпой людей, пришедших проводить старца в последний путь. Из попутных селений духовенство и народ присоединялись к процессии с иконами и хоругвями. Похоронная процессия скорее походила на перенесение мощей. Большие свечи, окружавшие гроб, не погасли в пути, несмотря на непогоду. За несколько лет до своей смерти старец Амвросий заказал икону Богоматери, благословляющей жатву, и назвал ее — «Божия Матерь Спорительница хлебов». Он установил ей празднование 15 октября. Именно в этот день тело его было предано земле. Он был погребен близ монастырской оптинской церкви, рядом со своим наставником, старцем Макарием.

Множество людей стекается в Оптину Пустынь к раке с мощами преподобного Амвросия Оптинского. Народное почитание этого святого началось давно, еще при жизни. Амвросий не имел важного звания, не был ни игуменом, ни архимандритом. Этот святой преставился в сане простого иеросхимонаха. Однако он достиг такой святости, что молва распространилась не только по России, но и за рубежом.

Начало жизненного пути

Преподобный Амвросий Оптинский (биография будет описана ниже) родился в 1812 году, 5 декабря по новому стилю. В миру носил имя Александр Михайлович Гренков. Житие Амвросия Оптинского началось в селе Большая Липовица Тамбовской губернии. Дедушка Саши был священником в селе, а отец служил пономарем. Мальчик был шестым ребенком, после родились еще двое детей. Всего было восемь детей в семье Гренковых: четыре мальчика и четыре девочки.

Познавательно! : что это такое скрижали и каково значение

На рождение Александра в дом съехалось множество гостей. По этому поводу преподобный впоследствии часто шутил: «Родился я на людях и всю жизнь провожу на людях». Рос Саша шустрым, веселым непоседой, часто шалил. Грамоту познавал из Часослова и Псалтири. В воскресенье и церковные праздники мальчик пел и читал вместе с отцом на клиросе.

Отец рано ушел в мир иной, оставив мать с восемью детьми одну. Семье пришлось переехать к деду-священнику. Когда мальчику исполнилось двенадцать лет, его отдали в духовное училище.

Учился Саша прекрасно и после окончания учебного заведения поступил в духовную семинарию, которую тоже окончил с отличием. После этого не поступил в духовную академию и сан тоже не торопился принимать, как бы размышляя о дальнейшем пути.

Амвросий Оптинский в миру отличался веселым нравом, отличным чувством юмора и был душой любой компании. Он часто шутил и этим самым смешил своих друзей.

После окончания семинарии Александр Гренков некоторое время преподавал в Липецком духовном училище и давал частные уроки детям помещиков.

Когда он учился еще на последнем курсе семинарии, то тяжело заболел. И тогда он слезно молился Богу о собственном исцелении, обещая принять монашество в случае выздоровления. Юноша выздоровел и не забыл своего обещания, данного Господу, но подстригаться в монахи не решался пока, откладывал это решение. Скорее всего, сомневался, сможет ли стать хорошим монахом при таком жизнелюбии, подвижности и веселом нраве.

Так шло время, молодой человек работал, на досуге веселился, проводил время в шумных компаниях. Но все чаще он ощущал укоры совести, как будто его кто-то торопил исполнить обещанное. И вот однажды во время прогулки Амвросия Оптинского в лесу услышал Голос в журчании ручейка: «Хвалите Бога! Храните Бога!». Тогда он стал усердно молиться Божией Матери вразумить его и укрепить.

Монашество

В то время в Тамбовской губернии жил прозорливый старец Илларион. К нему и направился Александр за наставлением, в какой монастырь поступить. Подвижник ответил: «Иди в Оптину Пустынь, там ты нужен». Но и после этого молодой человек не сразу поспешил в монастырь, а продолжал работать.

Во время летних каникул вдвоем с сослуживцем отправились в паломничество в Троице-Сергиеву Лавру. Там Александр горячо молился о помощи Божией. По возвращении из монастыря продолжал жить в миру, все еще сомневаясь в принятии монашества.

Но однажды после очередной дружеской вечеринки Александр особенно почувствовал угрызения совести за несдержанный обет Богу. Всю ночь будущий подвижник провел в раскаянии и слезной молитве, а утром ушел из дома навсегда. Опасаясь, как бы близкие не стали препятствовать ему в осуществлении планов, он никому ничего не сказал.

Приехав в Пустынь, Александр застал старчество в самом разгаре. Старчество было развито на Руси с древности. Обычно старцами назывались монахи, которые достигли определенного духовного опыта благодаря подвижничеству, непрестанной молитве. Эти люди имели дар прозорливости, исцеления, поэтому к ним стекались люди со всей страны, чтобы получить совет и духовные наставления.

Первый Оптинский старец был преподобный Лев (1768–1841), положивший начало старчеству в этом монастыре. Затем его последователями были: Макарий, Моисей, Антоний, Иларион. Прибывший в Пустынь молодой Александр Гренков застал еще в живых преподобных Льва и Макария – столпов старчества. День приезда в монастырь – 8 декабря 1839 года.

Александр по прибытии в Пустынь сразу нашел старца Льва с целью взять у него благословение на монашескую жизнь. Преподобный благословил молодого человека жить первое время в монастырской гостинице и заниматься переводом духовной книги.

Через месяц старец разрешил Александру жить в самом монастыре, не надевая подрясник. Надо было уладить дела с начальством училища, где преподавал Гренков и ожидать указ архиерея о зачислении его в штат монастыря.

Только через полгода Александру разрешили надеть подрясник и жить в качестве послушника в Пустыни. Вначале он работал в пекарне и был келейником у старца Льва. Затем молодой послушник был переведен в Скит, где часто виделся со старцем Макарием.

Там Александр тоже трудился поваром, а в свободное время ходил к старцу Льву. Старец очень любил его, называя ласково «Сашенька». Вскоре Лев, чувствуя свою близкую кончину, сказал Макарию: «Передаю этого послушника тебе».

После смерти Льва Александр стал келейником Макария. В 1841 году послушник был подстрижен в рясофор, а спустя год – в мантию с именем Амвросий (в честь св. Амвросия Медиоланского). В 1843 году стал иеродиаконом, а спустя два года – иеромонахом.

С этих пор Амвросий Оптинский чувствовал ухудшение здоровья, сильно простудился и получил серьезное осложнение на внутренние органы. В своих духовных наставлениях часто говорил, что болезни приносят большую пользу для души. От больного не требуются труды подвижничества, а только терпение и молитва.

Всю свою монашескую жизнь святой безропотно терпел постоянные болезни. У него то обострялся гастрит, начиналась рвота, то появлялись неврологические боли, то болели почки. Несмотря на болезни, Амвросий по благословению Макария переводил духовные книги, а самое главное – научил молодого монаха непрестанной умной молитве.

Важно! Иисусова молитва, называемая иначе «умной», творится монахами и благочестивыми мирянами. Она заключается в том, чтобы умом произносить слова в сердце «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного». Обычно ее помогают произносить четки – так можно узнать, сколько раз была прочтена молитва.

Старчество

В 1860 году старец Макарий преставился, эстафету принял Амвросий. К тому времени он достиг уже святости и принимал людей уже на протяжении 12 лет по благословению Макария. Так сбылись слова святого Илариона, Амвросий Оптинский стал старцем после смерти Макария.

На фото святой часто изображен лежащим на кровати (в таком положении он принимал посетителей, потому что не было сил встать из-за болезни). Но лицо всегда светло и радостно на фото тех лет.

Видны лучистые, добрые глаза, открытая улыбка. В 1862 году преподобный окончательно слег в постель, не мог больше посещать богослужения, поэтому причащался в келии. Но, несмотря на это, он не перестал принимать потоки посетителей, отвечать на письма.

Познавательно! Кто такой и в чем он помогает людям

Святой имел острый ум и отличное чувство юмора, часто шутил, к тому же умел сочинять стихи. Поучения старца Амвросия Оптинского почти все были в стихотворной, полушутливой форме.

Всем известны его слова:

«Жить можно и в миру, но не на юру, а жить тихо».
«Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать, а всем мое почтение».
Часто старец говорил: «Чтобы жить в монастыре, надо терпения не воз, а целый обоз».
«Монахам нельзя лечиться, а только иногда подлечиваться».
«Не хвались, горох, что ты лучше бобов, размокнешь – сам лопнешь».
«В церкви не должно говорить. За это посылаются скорби».

Молва о добром и мудром старце скоро распространилась по всей Руси. В Оптину пустынь ехали люди разного сословия: богатые и бедные, он не делал различия между людьми, всех принимал одинаково с любовью. Приезжали к старцу такие известные писатели, как Лев Толстой и Достоевский.

Удивительна была его прозорливость. Был случай, как к нему привезли неверующую барышню, которая всю дорогу называла Амвросия лицемером и не верила в его святость. Когда весь народ дожидался выхода старца, Вера (так звали неверующую барышню) ходила нервно взад и вперед по комнате.

И когда девушка оказалась за дверью в углу, дверь внезапно распахнулась, вышел старец и сказал, заглядывая за дверь: «Кто тут у нас? А, это Вера, пришла смотреть на лицемера!». Это было настолько внезапно и поразительно, что девушка сразу забыла о своем неверии и упала на колени.

Шамординская обитель

В последние годы своей жизни старец занялся обустройством женского монастыря в Шамордино (находилось в 12 верстах от Оптиной Пустыни). Он духовно окормлял эту обитель до самой смерти. Известно, что одной из шамординских монахинь была сестра Льва Толстого, Мария Николаевна Толстая.

Монахини любили преподобного и часто молились о его здравии. Иногда преподобный даже сердился на них: «Опять вымолили!».

Старец отошел ко Господу 22 октября 1891 года в Шамординском монастыре. Перед смертью он принял великую схиму. Образ святого лег в основу произведения Достоевского «Братья Карамазовы». Так же, как и в романе, на самом деле от мощей его вначале исходил запах разложения. Это предсказывал Амвросий при жизни. Но позже смрад исчез, и распространилось дивное благоухание.

Полезное видео: житие и наставление Амвросия Оптинского

Почитание святого

Святой Амвросий Оптинский канонизирован православной церковью в 1988 году, день памяти – 23 октября и 10 июля по новому стилю. В день памяти к Введенскому собору Оптиной Пустыни, где покоятся мощи Амвросия Оптинского, стекаются толпы людей. Там же находится икона Амвросия Оптинского, от которой многие получают исцеления от болезней. Икона изображает старца в схиме, как он и был похоронен.

Многие интересуются, в чем помогает святой Авмросий Оптинский?

Старцу молятся в различных случаях:

при различных болезнях телесных и душевных (в том числе беснованиях);
при семейных раздорах, ссорах, разводе;
в желании найти спутника (спутницу жизни);
в служебных неурядицах;
о детях, которым не дается учеба;
о вразумлении заблудших детей.

И еще много чем помогает святой обращающимся к нему в молитвах людям.

Женский скит Амвросия Оптинского находится в Белоруссии на месте обретения чудотворной иконы Божией Матери Жировичской. В 2005 году оно получило статус скита, и его решено было назвать в честь Амвросия Оптинского. Так почитание святого распространилось за пределами России, в Белоруссии.

Интересно! Скит находится в стадии строительства в настоящее время, хотя некоторые церкви уже действуют.

Полезное видео: указание пути ко спасению Амвросия Оптинского

Вывод

Святой Амвросий Оптинский внес неоценимый вклад в отечественное старчество. Он стал любимым святым для множества людей. Ему молятся в различных бедах и нуждах, и преподобный всегда помогает. Даже после смерти он продолжает любить народ и радушно отзывается на просьбы, обращенные к нему.

П реподобный Амвросий (в миру Александр Михайлович Гренков) родился 23 ноября 1812 года в селе Большая Липовица Тамбовской губернии в семье пономаря. В 1836 году окончил Духовную Семинарию. Тяжело заболев в 1835 году, Александр дал Богу обет в случае выздоровления пойти в монастырь. Он быстро поправился, но обет исполнил не сразу.

В 1839 году, после беседы с тамбовским старцем Иларионом, Александр приехал в Оптину пустынь и был принят старцем Львом, став его келейником. По смерти старца Льва Александр стал келейником старца Макария. По его благословению занимался переводом святоотеческих книг. Под его же руководством обучился искусству из искусств - умной молитве. В 1842 году был пострижен в монашество и наречен Амвросием в честь святителя Амвросия Медиоланского. По рукоположении в 1845 году в иеромонахи отец Амвросий тяжело заболел и уже никогда не смог до конца поправиться. До 1848 года состояние здоровья его было настолько угрожающим, что он был келейно пострижен в схиму.

Еще при жизни старца Макария некоторые из братии по его благословению стали приходить к отцу Амвросию для откровения помыслов. После кончины старца Макария отец Амвросий становится духовным наставником братии. За наставлением к нему шли тысячи верующих и неверующих людей со всей России.

Преподобный Амвросий имел дар прозорливости, исцелял больных, помогал бедным. Старцем Амвросием была устроена Казанская Шамординская женская обитель.

Скончался преподобный Амвросий 10 октября 1891 года. К лику святых причислен в 1988 году. В настоящее время мощи Преподобного почивают во Введенском соборе Оптиной пустыни.

Будущий старец Амвросий родился 23-го ноября 1812 года, в селе Большая Липовица, Тамбовской губернии, от пономаря Михаила Феодоровича и жены его Марфы Николаевны Гренковых. Новорожденного назвали во св. крещении Александром, в честь Благоверного Великого князя Александра Невского, память которого отмечалась в самый день рождения младенца.

В детстве Александр был очень бойкий, веселый и смышленый мальчик. Он предан был детским забавам, так сказать, всем своим существом. Ими постоянно наполнялось его живое датское воображение, и потому в доме ему не сиделось. Поручала ему иногда мать покачать колыбель одного из младших детей своих. Мальчик обыкновенно садился за скучную для него работу, но лишь до тех пор, пока мать, занятая домашними делами, не упускала его из виду….

В июле 1830 года Александр Гренков, как один из лучших учеников, назначен был к поступлению в Тамбовскую духовную семинарию. В семинарии, как и в училище, благодаря своим богатым способностям, он учился очень хорошо. Наука давалась ему легко. Его товарищ по семинарии рассказывал: «тут бывало на последние копейки купишь свечку, твердишь-твердишь заданные уроки; он-же (Гренков) и мало занимается, а придет в класс, станет наставнику отвечать, - точно как по писанному, лучше всех». Имея отсюда в своем распоряжении много свободного времени, и обладая от природы веселым и живым нравом, он и в семинарии склонен был к увеселениям. Любимым развлечением Александра Михайловича было поговорить с товарищами, пошутить, посмеяться; так что он всегда был, так сказать, душой веселого общества. Ему никогда и в голову не приходила мысль о монастыре.

Старец Амвросий рассказывал впоследствии: «Но вот раз я сделался сильно болен. Надежды на выздоровлениe было очень мало. Почти все отчаялись в моем выздоровлении; мало надеялся на него и сам я. Послали за духовником. Он долго не ехал. Я сказал: "прощай, Божий свет!" И тут же дал обещание Господу, что если Он меня воздвигнет здравым от одра болезни, то я непременно пойду в монастырь»…

Александр выздоровел и в 1839 году поступил в Оптину пустынь – монастырь в Калужской губернии. В то время Оптина пустынь являла собой удивительное чудо, равного которому, возможно, не было за всю историю православия: череда настоятелей и духовников обители являла миру непрерывную последовательность святых чудотворцев. Первым святым духовником был Лев, за ним – Макарий, который и стал духовником Александра.

В 1842 году, 29 ноября Алесандр принял монашеский постриг в мантию, и наречен Амвросием, во имя св. Амвросия Епископа Медиоланскаго. Ему было 30 лет.

Иеромонаху Амвросию было всего только около 34 лет, когда он уже получил послушание помогать Старцу Макарию в духовничестве. Это значит, что, несмотря на столь молодые годы, игумен Моисей и духовник Макарий прочили его в старцы. Но Промыслу Божию угодно было вступающего в эту великую обязанность молодого иеромонаха предварительно подвергнуть жестокой и продолжительной болезни, чтобы он очистился, как золото в горне.

Болезнь его все более и более усиливалась. Лечение не помогало. И потому он вынужден был в декабре 1847 года дать подписку в том, что желает быть оставленным в обители за штатом, то есть не может нести послушаний священника: «давняя моя болезнь: расстройство желудка и всей внутренности и расслабление нервов, - будучи усилена припадками закрытого геморроя, с осени 1846 года, довела тело мое до крайнего изнеможения, от коего и медицинские пособия, в продолжение года употребляемые, меня восставить не могли, и не подают никакой надежды к излечению. Почему я как ныне, так и впредь, исправлять чередного служения, и никаких монастырских должностей нести не могу».

Несмотря на это, он не только никогда не скорбел о своих болезнях, но даже считал их необходимыми для своего духовного совершенствования. Он никогда не желал себе совершенного выздоровления и другим всегда говорил: «монаху не следует серьезно лечиться, а только подлечиваться». Подлечиваться - для того, конечно, чтобы не лежать в постели и не быть в тягость другим.

Прекрасно рисует игумен Марк теперешнее положение своего старца иepoмонaxa Амвросия и свое к нему духовное отношение: «Случалось же иногда и так, что, неистово воспламенившись гневом на ближнего и какое либо личное оскорбление моего самолюбия, приду, бывало, к нему на откровение, еще не успокоившись, и стану высказывать свою безрассудную печаль и огорчение, без самоукорения, вопреки учению святых отцов подвижников, а напротив с обвинением ближнего, и даже по причине засевшего в душе неприязненного чувства, с таким желанием, чтобы старец сейчас же строго вразумил огорчившего меня брата. Выслушав все с свойственным ему невозмутимым спокойствием и сочувствием моему горю, болезненный старец бывало скажет плачевным тоном: «Брате, брате! я человек умирающий. Или: „я сегодня - завтра умру. Что я сделаю с этим братом? Ведь я не настоятель. Надобно укорять себя, мириться пред братом, - и успокоишься». Выслушав такой жалобно произносимый ответ, оцепенеешь»…

Но в начале шестидесятых годов старец, при всей своей слабости телесной, понуждался употреблять еще трапезную пищу с конопляным маслом. Потом, когда желудок его стал отказываться от этой пищи, стали готовить ему келейники суп, и сперва заправляли его подсолнечным маслом пополам с конопляным, и наконец уже, вследствие усилившейся болезненности его желудка с одним подсолнечным. А затем внутренности Старца в такое пришли настроение, что по временам он никакой пищи не мог принимать. При этом старец не только никогда не скорбел о своей болезненности, но напротив всегда был в веселом настроении духа и даже часто шутил. Прочитали ему однажды, как один отец семейства нянчил своего малютку, и утешая его припевал песенку: «дри-та-та, дри-та-та, вышла кошка за кота». И вот однажды обратился кто-то к болезненному старцу с участием, и сказал: «Что, батюшка, катар мучит вас?» Усмехнувшись ответил старец: «Да, брат, дри-та-та, дри-та-та». Пищи съедалось Старцем не более, как сколько может съесть трехлетний малютка. Обед его длился десять или пятнадцать минут, в продолжение которых келейники задавали ему о разных лицах вопросы и получали от него ответы.

В письмах к другим лицам старец нередко просил молиться о нем, «говорящем и не делающем», или не исполняющем тех уроков нравственности, которые преподавал другим. Вообще, он как будто не видел, или не хотел видеть своих всегдашних трудов и подвигов любви и самоотвержения и терпеливого перенесения постоянных, часто жестоких недугов, все это принимая, как заслуженное наказание за грехи свои. Нередко и в письмах к разным лицам повторял в свой адрес евангельское слово: воздастся «каждому по делам его».

Но, живя сам в смирении, без которого невозможно спасение, старец и в относившихся к нему всегда желал видеть эту необходимейшую добродетель; и к смиренным относился весьма благосклонно, как наоборот терпеть не мог горделивых; так что иных довольно ощутительно бил, кого палкой, кого кулаком, или осыпал бесчестиями. Жаловалась как старцу одна женщина, что от скорбей она чуть-чуть с ума не сошла. «Дура! - воскликнул при всех старец, ведь с ума-то сходят люди умные; а ты-то как же сойдешь с ума, когда у тебя вовсе его нет?» Другая жаловалась батюшке, что у нее украли шаль. А он с улыбкою ответил: «шаль-то взяли, а дурь-то осталась». Старец обобщал иногда понятия «дурак» и «гордый».

После смерти старца Макария в 1860 году отец Амвросий стал единственным духовником оптинской братии и паломников. Он продолжал заниматься издательской деятельностью. Под его руководством были изданы: «Лествица» преп. Иоанна Лествичника, письма и жизнеописание отца Макария и другие книги.

В 1862 - 1871 годах старец перенес ряд тяжелых болезней. Но и в это время он занимался духовным окормлением сотен приходящих к нему, вел широкую благотворительную деятельность. Известны многочисленные случаи его духовной прозорливости, чудотворений и исцелений.

К старцу приезжали Достоевский и Толстой, Погодин и другие исзветные люди того времени.

Он обладал необыкновенно живым, острым, наблюдательным и проницательным умом, просветленным и углубленным постоянною сосредоточенною молитвою, вниманием к себе и знанием подвижнической литературы. По благодати Божией его проницательность переходила в прозорливость. Он глубоко проникал в душу своего собеседника и читал в ней, как в раскрытой книге, не нуждаясь в его признаниях. Со всеми качествами своей богато одаренной души, отец Амвросий, несмотря на свою постоянную болезнь и хилость, соединял неиссякаемую жизнерадостность, и умел давать свои наставления в такой простой и шутливой форме, что они легко и навсегда запоминались каждым слушающим. Когда это было необходимо, он умел быть взыскательным, строгим и требовательным, применяя «наставление» палкой или же накладывая на наказуемого епитимию. Старец не делал никакого различия между людьми. Каждый имел к нему доступ и мог говорить с ним: петербургский сенатор и старая крестьянка, профессор университета и столичная модница.

Был в скиту один послушник уже пожилых лет, с лысиной на голове - И. Ф. По случаю тяжкой болезни старца Амвросия, расстроенный пришел он в его домик в надежде, нельзя ли хоть молча получить благословение от старца. Надежда его не обманула. С тяжествью сердечною он подошел к лежавшему на койке страдальцу, поклонился по обычаю в ноги, и протянул руки, чтобы принять благословение. Преподав благословение, старец слегка ударил его по голове, шутливо проговорив едва слышным голосом: «ну ты, лысый игумен!..». «Как гора свалилась с плеч моих, сказывал после послушник, так легко-легко стало на душе». Пришедши же в свою келью, он места не находил от радости. Все ходит по келье, да твердит: «Боже мой! что же это такое? Батюшка-то, батюшка-то, сам едва дышит, а все шутит».

Рассказывал по этому случаю иеромонах Оптиной пустыни о. Платон, бывший некоторое время духовником старца Амвросия: «Как назидательна была исповедь Старца! Какое смирение и сокрушение сердечное выказывал он о грехах своих! Да и о каких грехах? О таких, которые мы и за грехи не считаем. Например, по болезненности своего желудка, следовательно по крайней необходимости, ему приходилось иногда, вопреки уставу святой Церкви, в среду или пятницу скушать кусочка два-три сельди голландской. И этот грех исповедывал старец пред Господом со слезами. Он стоял в это время на коленах пред святыми иконами, как осужденник среди страшным и неумолимым Судиею, чая милости от дающего милость, думается даже, как можно полагать, с смиренным помыслом, подастся ли милость, отпустится ли грех. Посмотрю, посмотрю на плачущего старца, прибавлял отец Платон, да и сам заплачу».

Один молодой человек, после некоторых объяснений со старцем, сказал, что хочет устроить у себя душ. Батюшка сочувствует ему. «Тебе, говорит, нужно, чтоб он мало места занимал? Что ж, это можно; вот как сделай...» Проходит несколько лет. Следует объявление, что появились новые усовершенствованные души. Оказалось, что они устроены, как задолго до того объяснил молодому человеку старец Амвросий…

В городе Дорогобуже Смоленской губернии у одной благородной вдовы была единственная дочь, за которую сваталось много женихов. Нередко бывали они лично у старца, чтобы испросить у него благословение на брак; но батюшка все говорил им: «подождите». Нашелся, наконец, жених очень хороший, который нравился и матери, и дочери; и потому мать лично опять стала просить у старца благословения выдать дочь в замужество. Но батюшка велел и этому жениху отказать, прибавив к сему: «у нее такой будет жених замечательный, что все позавидуют ее счастью. Вот, прежде мы встретим Святую Пасху. А как на этот день солнце весело играет! Воспользуемся зрением этой красоты. Да не забудь же ты, - припомни, посмотри!» Настал праздник Светлого Христова Воскресения. Невеста первая вспомнила батюшкины слова: «Мама! а помнишь, что нам батюшка Амвросий советовал посмотреть на восходящее солнышко!» Вышли. Дочь вдруг распростерла крестообразно руки, и воскликнула: «Мама! мама! Я вижу Господа, воскресшего в славе. Я умру, умру до Вознесения». Мать была этим очень поражена, и говорит: «Что ты, дитя, Господь с тобою. Не может быть этого. Ты ничем не больна, ты здорова». Слова девицы оправдались. За неделю до праздника Вознесения у нее заболели зубы, и от этой, вроде бы неопасной болезни она скончалась.

Приведем теперь рассказ о жителе Козельска Капитоне. У него был единственный сын, взрослый юноша, ловкий, красивый. Отец решился отдать его в люди и привел его к старцу, чтобы получить от него благословение на задуманное дело. Сидят оба в коридоре, и около них несколько монахов. Выходит к ним батюшка Амвросий. Капитон, получив с сыном благословение, объясняет, что хочет сына отдать в люди. Старец одобряет намерение, и советует отправляться сыну в Курск. Капитон начинает старца оспаривать: «В Курске, говорит, у нас нет знакомых; а благословите, батюшка, в Москву». Старец в шутливом тоне отвечает: «Москва бьет с носка и колотит досками; пусть едет в Курск». Но Капитон все-таки не послушал старца, и отправил сына в Москву, где тот вскоре поступил на хорошее место. У хозяина строилось в это время какое-то здание, где находился только что нанявшийся к нему юноша. Вдруг упало сверху несколько досок, которые и раздробили ему обе ноги. Тотчас же телеграммой уведомлен был об этом отец. С горькими слезами пришел он к старцу повидать о своем горе. Но горю помочь уже нельзя было. Больного сына привезли из Москвы. Он остался на весь век калекой, неспособным ни к какой работе...

Московская учительница М. П-а, урожденная Княгиня Д-ая, имела к старцу великую веру. Ее единственный сын был при смерти от брюшного тифа. Оторвавшись от него, она полетала в Оптину и умоляла батюшку помолиться о сыне. «Помолимтесь вместе», сказал ей старец, и оба стали рядом на колена. Чрез несколько дней мать вернулась к сыну, который встретил ее на ногах. В тот самый час, как старец молился за него, наступила перемена, и выздоровление пошло быстро. Опять эта госпожа, уже с выздоровевшим сыном, летом 1882 года была в Оптиной, и прожила там более, чем думала. Ее муж, находившийся в южных губерниях, беспокоился о них, и наконец назначил телеграммой день, когда за ними вышлет лошадей на станцию. М. П-а пошла проститься с батюшкой. Отец Амвросий, никогда и никого без особенной причины не задерживавший, объявил, что не благословляет ей ехать. Она стала доказывать, что не может больше жить в Оптиной; а он сказал: «Я не благословляю ехать сегодня. Завтра праздник; отстоите позднюю обедню - и тогда уедете». Она вернулась на гостиницу, где ожидавший ее сын был очень недоволен батюшкиным решением; но мать послушалась старца. На следующий день батюшка сказал: «Теперь с Богом, поезжайте». За Курском они узнали, что с поездом, который шел накануне и на котором они собирались ехать, случилась Кукуевская катастрофа, в которой погибло 42 человека и 35 были ранены.

Иногда старец Амвросий, во избежание людской славы, по примеру своего предшественника старца Льва, придерживался как бы полуюродства. Если кому что предсказывал, то нередко в шутливом тоне, так что слушатели смялись; если хотел подать помощь кому-либо в болезни, ударял, как по больному глазу мальчика, рукой, или иногда палкой по больному месту, и болезнь проходила. Пришел, например, к старцу один монах с ужасной зубной болью. Проходя мимо него, старец ударил его изо всей силы кулаком в зубы, и еще весело спросил: «Ловко?» - «Ловко, батюшка, - отвечал монах при общем смехе, - да уж больно очень». Но, выходя от старца, он ощутил, что боль его прошла, да и после уже не возвращалась… Таких примеров было множество, так что крестьянки, страдавшие головными болями, узнавши о подобных действиях старца, сами нередко подклоняли ему свои головы и говорили: «Батюшка Абросим, побей меня, - у меня голова болит»…

В 1883 году пpиехала к отцу Амвросию жена одного сельского священника и спрашивает сестер монахинь, сидевших в хибарке в ожидании его благословения: «Где тут найти мне благодетеля моего, монаха Амвросия, который спас мужа моего от смерти? Я приехала целовать его ножки». «Что такое случилось у вас? Каким образом спас? Когда? Как? - раздались вопросы со всех сторон, - пожалуйста, расскажите. Батюшка Амвросий прилег отдохнуть, не примет вас сейчас, а вы пока своим рассказом займите нас всех». «Я едва и теперь могу я опомниться от ужаса злодейского покушения, - так начала сельская матушка свое повествование. Муж мой, священник села N, готовился служить Божественную Литургию, и накануне спал в своем маленьком кабинете, а я у себя в спальне крепко заснула. Но вдруг чувствую, что кто-то меня будит. Слышу голос: «вставай скорее, а то мужа убьют». Я открыла глаза; вижу стоит монах. «Тфу, какая бредня! Бес искушает», - проговорила я; перекрестилась и отвернулась. Но не успела я заснуть, как во второй раз толкает меня кто-то, не дает мне спать и повторяет тоже слова: «Вставай, а то убьют мужа». Смотрю, - тот же монах. Я опять отвернулась, перекрестилась, и хочу опять заснуть. Но монах опять дергает меня за одеяло и говорит: «Скорей, как можно скорей беги, - вот сейчас убьют». Я вскочила с постели, побежала в зал, который отделял кабинет мужа от моей спальни, и что же вижу? Кухарка моя идет с огромным ножом в кабинет моего мужа, и уже она в дверях его. Побежала я, вырвала сзади с плеча ее огромный нож и спрашиваю: «Что это такое значит?» - «Да я хотела, отвечает, мужа твоего убить за то, что он немилосердный поп, - людей не жалеет твой батька. Я ему покаялась в грехе своем, а он наложил на меня много поклонов на каждый день; я просила его помиловать меня, убавить поклоны, так нет, не хочет. Он меня не милует, и я его не помилую». Тогда я, под видом отнести нож, распорядилась послать за урядником, и вскоре виновную отвезли в полицию. А муж мой священник, ничего не зная о случившемся, отслужил обедню, и мы затем поехали с ним к моей замужней сестре, бывшей также за священником соседнего села. Там я рассказала ей, кто спас моего мужа. Сестра повела меня в свою спальню, и я вдруг увидела на стене фотографию того монаха, который являлся мне. Спрашиваю: «Откуда это у тебя?» - «Из Оптиной». - «Какая Оптина? Что это такое? Скажи скорей, где живет этот монах, ангел Божий, посланный с неба спасать от убийства»…

Одна сестра из большой помещичьей семьи, часто бывавшая у старца, долго умоляла свою любимую сестру, у которой был очень живой и нетерпеливый характер, поехать вместе с ней в Оптину. Та, наконец, соглашается, чтобы доставить удовольствие сестре, но всю дорогу громко ворчит; а придя к старцу и сидя в приемной, чем-то возмущается: «Я не стану на колени, к чему это унижение?» Она быстро ходит по комнате из угла в угол. Отворяется дверь и совсем ее закрывает в ее углу. Все опускаются на колени. Старец подходит прямо к двери, откидывает ее и весело спрашивает: «Что это за великан тут стоит?» И затем шепотом говорит молодой девушке: «Это - Вера пришла смотреть лицемера». Знакомство сделано. Bеpa выходит замуж, вдовеет и возвращается под крылышко батюшки в Шамордино (женский монастырь рядом с Оптиной пустынью, основанный старцем Амвросием). Он часто напоминал ей, как Bеpa пришла к лицемеру, и еще другую ее мысль в первые дни их знакомства, именно: она зашла в монастырскую лавку купить портрет старца. Ей сказали, что можно купить за 20 копеек. «Боже мой, подумала она, как мало! Я бы и много рублей дала. Какой батюшка дешевый!» В тот же день, на общем благословении, старец, проходя мимо нее, ласково взглянул, погладил по голове, и тихонько промолвил: «так батюшка дешевый, дешевый»!

Одна молодая девушка с хорошим образованием случайно попала к старцу Амвросию, была им поражена, и умолила его принять ее в Шамордино. Ее мать приехала, по ее словам, вырвать из «этого ужасного монашеского миpa» свою дочь. С негодованием и упреками вошла она к батюшке. Старец предложил ей стул. Прошло нисколько минут разговора, и раздраженная мать невольно, не понимая сама, что с нею делается, встает со стула и опускается около старца на колени. Беседа длится. В скором времени к дочери-монахине присоединяется и мать-монахиня…

Один из современников старца записал такой случай. «Выйдя из ограды, я обратил внимание на какое-то особое движение в группе женщин. Любопытствуя узнать, в чем дело, я приблизился к ним. Какая-то довольно пожилая женщина, с болезненным лицом, сидя на пне, рассказывала, что она шла с больными ногами пешком из Воронежа, надеясь, что старец Амвросий исцелит ее, что, пройдя пчельник, в семи верстах от монастыря, она заблудилась, выбилась из сил, попав на занесенные снегом тропинки, и в слезах упала на сваленное бревно; но что к ней подошел какой-то старичок в подрясники и скуфейки, спросил о причине ее слез и указал ей клюкой направление пути. Она пошла в указанную сторону и, повернув за кусты, тотчас увидала монастырь. Bcе решили, что это или монастырский лесник, или кто-либо из келейников; как вдруг на крылечко вышел уже знакомый мне служка, и громко спросил: «Где тут Авдотья из Воронежа?» Bcе молчали, переглядываясь. Служка повторил свой вопрос громче, прибавив, что ее зовет батюшка. «Голубушки мои! Да ведь Авдотья из Воронежа, я сама и есть!» - воскликнула только что пришедшая рассказчица с больными ногами, приподымаясь с пня. Все молча расступились, и странница, проковыляв до крылечка, скрылась в его дверях. Мне показалось странным, как успел отец Амвросий узнать так быстро об этой страннице, и откуда она пришла. Я решился дождаться ее возвращения.

Минут через пятнадцать она вышла из домика, вся в слезах, и на посыпавшиеся на нее вопросы, чуть не рыдая, отвечала, что старичок, указавший ей дорогу в лесу, был не кто иной как сам отец Амвросий или кто-либо уж очень похожий на него. В большом раздумьи вернулся я в гостиницу»…

Батюшку нельзя себе представить без участливой улыбки, от которой вдруг становилось как-то весело и тепло, без заботливого взора, который говорил, что вот-вот он сейчас для вас придумает и скажет что-нибудь очень полезное, и без того оживления во всем, - в движениях, в горящих глазах, - с которым он вас выслушивает, и по которому вы хорошо понимаете, что в эту минуту он весь вами живет, и что вы ему ближе, чем сами себе.

Раз в год старец Амвросий в летнюю пору, имел обыкновение ездить в устрояемую им Шамординскую общину на несколько дней погостить и посмотреть, что в ней есть, и чего не достает. Старец принимал в Шамординскую обитель тех, кого не брали в другие – больных, старых, увечных. В общине было более 500 сестер, приют, богадельня, больница. Год голодный, хлеб поэтому дорогой. На обители его накопился большой долг. Настоятельница слепая. Сам он в опале у начальства, обесславлен, и при том на краю гроба. Какая алмазная душа не могла бы дрогнуть при сем? Но старец оставался покоен духом.

Посещения эти, будем говорить словами самих Шамординских сестер, были для них светлым праздником. В назначенный день, с самого утра, в Шамордине все было на ногах. Кто с тщательным усердием приготовлял келью для дорогого гостя, кто хлопотал в церкви, чтобы с подобающею честью встретить своего ненаглядного батюшку; а кто просто ходил в волнении и радостном ожидании. Наконец служили молебен, и все сестры, с настоятельницею во главе, располагались у крыльца настоятельского корпуса. Вот из-за опушки леса покажется знакомая карета, и у всех радостно забьются сердца. Лошади быстро несутся, и останавливаются у подъезда. В окно кареты показывается седенькая бородка старца. И батюшка с отеческой улыбкой весело раскланивается на обе стороны. - «Батюшка дорогой! Сокровище наше, ангел наш!» - слышатся со всех сторон восторженные приветствия обрадованных сестер. Батюшка выходит из кареты и спешит в приготовленную для него келью, чтобы переодеться и отдохнуть; между тем сестры тотчас же бросаются в карету вынимать батюшкины вещи, Всем хочется захватить какую-нибудь из этих «драгоценностей». А если которой из них это не удастся, она хватается за какой-нибудь конец шарфа или рукав запасного подрясника, и вполне остается счастлива тем, что и ей пришлось что-нибудь понести.

При постоянном вокруг Старца множестве разного народа, не обходилось и без забавных случаев. Прижала к нему одна очень богатая помещица с трехлетней дочкой. Пока мать говорила со Старцем, умненькая девочка, предоставленная себе, осмотрела батюшкин покойник, побывала во всех его углах, и наконец, наскучив своим одиночеством, стала среди кельи, сложила на груди ручки, и жалостливо глядя на Старца, повела такую речь: «Бедный старичок! Такой он старенький, все на постельке лежит, комнатка у него маленькая, игрушек у него нет, ножки у него болят, бегать не может; у меня игрушки есть; хочешь, старичок, я зайчиков привезу поиграть тебе?» На эту наивную детскую речь последовал и сообразный ответ Старца: «Привези, привези, девочка, сказал он, вот какая ты хорошая; спасибо тебе, что старика пожалела»...

За несколько месяцев до кончины батюшки один петербургский художник, который иногда обращался к нему за денежной помощью, прислал Казанскую икону Божией Матери, копию с чудотворного образа, и при ней имена своей семьи, прося батюшку помолиться за них. Батюшка велел положить записку в киот за икону и сказал: «Царица небесная сама будет молиться за них». Эту икону после несли перед гробом Батюшки.

Один бедный семейный человек, которому батюшка много раз помогал, пред последней его болезнью письменно обратился к старцу с просьбой помочь ему купить теплую одежду. Батюшка послал ему, сколько нужно было, и при этом продиктовал несколько слов, прибавив в конце: «Помни, что это тебе последняя от меня помощь».

«В келлию к батюшке, - пишет в своих записках Госпожа**, - я попала за 20 минут до его кончины. Знать, это случилось по воле Божией. Меня пропустила одна раба Божия. Старец все так же лежал, как и ночью. Дыхание становилось реже. Когда я вошла, на коленах подле него стоял о. Исаия. О. Феодор (по прочтении в последний раз в 11 часов дня канона Божией Матери на исход души) осенял старца крестом. Остальные, присутствовавшие тут монахини стояли кругом. Я поместилась в ногах». Как только кончили отходную, старец начал кончаться. Лицо стало покрываться мертвенной бледностью. Дыхание становилось все короче и короче. Наконец он сильно потянул в себя воздух. Минуты через две это повторилось. Затем, по замечанию Госпожи **, «Батюшка поднял правую ручку, сложив ее для крестного знамения, донес ее до лба, потом на грудь, на правое плечо, и донеся до левого, сильно стукнул об левое плечико, видно потому, что это ему стоило страшного усилия; и дыхание прекратилось. Потом он еще вздохнул в третий и последний раз»...

Долго еще стояли окружавшие одр мирно почившего старца, боясь нарушить торжественную минуту разлучения праведной души с телом. Все находились как бы в оцепенении, не веря себе, и не понимая, что это - сон или правда. Светел и покоен был его старческий лик. Неземная улыбка озаряла его. «Мы тихо подошли, - замечает Госпожа **, - и поцеловали открытые еще теплые ножки старца. Затем нас вывели".

Едва только все опомнились, как поднялся страшный вопль и рыдание. Услышав это смятение, находившиеся в соседних комнатах догадались, в чем дело; поняли, что то, о чем они боялись даже подумать, совершилось. Весть о кончине старца с быстротою молнии облетела весь монастырь, и раздирающе душу крики Шамординских насельниц слились в один какой-то один ужасающий стон беспомощности и безнадежия…

Со всех сторон начинали теперь прибывать в общину посетители. Во всех поездах, ехавших в этот и следующие дни, по Курской, Рязанской и другим дорогам то и дело слышались разговоры о кончине старца Амвросия. Многие ехали именно на похороны. Почтовая станция в Калуге осаждалась просьбами о лошадях. Вместе с тем по всем дорогам шли пешеходы, так что к этому времени скопилось в Шамордине до восьми тысяч народу.

Тысячи народа на протяжении более версты, шли и ехали за гробом. Шествиe было медленное. Часто, не смотря на дождь и холод, останавливались для совершения заупокойных литий. Впрочем, к концу шествия, по случаю проливного дождя, литии служились уже на ходу без остановок. Когда подходили к лежащим на пути селам, перенесение останков старца сопровождалось погребальным колокольным перезвоном. Священники в облачениях, с хоругвями и иконами, выходили на встречу из церквей. Выступали поселяне, молились, многие из них целовали гроб покойного, и затем присоединялись к сопровождавшим его. Таким образом, по мере приближения к Оптиной пустыни, толпа все росла и росла. Гроб почившего старца бессменно, от Шамординской общины и до самой Оптиной пустыни, сопровождал в облачении один иеромонах Иларий, который во все время шествия служил и литии. Замечательно, что горевшие свечи, с которыми несли тело покойного старца, во все продолжение пути, не смотря на сильный дождь и ветер, не угасали.

Наступал вечер, и уже несколько темнело, когда гроб старца проносили чрез последнюю деревню Стенино, находящуюся в версте от Оптиной. Уныло гудел большой семисот-пудовый Оптинский колокол, редкими мерными ударами потрясая воздух и далеко разнося печальную весть о приближении почившего. Тут вышло ему на встречу все духовенство города Козельска и граждане, присоединившись к многочисленной толпе народа. Шествие еще было далеко. Как черная туча, двигалось оно к обители. Высоко над головами сопровождавших, сквозь вечерний полумрак, виднелся черный гроб, таинственно освещаемый ярким пламенем горевших свечей. Колеблясь от шествия несших его, он точно плыл по воздуху. Поистине, это трогательное печально-торжественное перенесете тела почившего Старца, по замечанию многих, скоре походило на перенесение мощей, и производило на всех присутствовавших умилительно-благодатное впечатлние…

«А как батюшка уже умер, видела я, что стоит его гроб. И вот спустились четыре ангела в белых ризах, - такие блестящие на них ризы, - а в руках у них свечи и кадило. И спросила я: "почему это они, такие светлые, спустились ко гробу Батюшки?". Они мне ответили: "это за то, что он был такой чистый". Потом спускались еще четыре ангела в красных ризах, и ризы их были еще красивее прежних. И я опять спросила, а они ответили: "это за то, что он был такой милостивый, - так много любил". - И еще спустились четыре ангела в голубых ризах невыразимой красоты. И. я спросила: "почему они спустились ко гробу". И мне ответили: "это за то, что он так много пострадал в жизни, и так терпеливо нес свои кресты".»

Подготовлено на основе книги современника и собрата преподобного Амвросия - схирхимандрит Агапита «Жизнеописание оптинского старца иеросхимонаха Амвросия».

%20on%20line%20

Возможно, будет полезно почитать: